5 курс / Сексология (доп.) / Эротика,_смерть,_табу_трагедия_человеческого_сознания_Бородай_Ю
.pdfрезультате чего — "война всех против всех" (Гоббс). Цель строительства правового общества — заменить вооруженную или просто кулачную войну всех против всех относительно безобидным судебным сутяжничеством. При этом отцы европейского правосознания (Гоббс, Монтескье) подразумевали, что исходная аксиома правосознания: "человек человеку — волк" — сохраняется, но отношения существ с естественно-зоологическим инстинктами в правовом обществе принудительно регулируются жесткими правилами, подкрепленными всей государственной мощью. Поэтому в гражданском обществе человек перестает быть диким волком, становясь юридически грамотным и вполне респектабельным "деловым человеком".
Свою исходную аксиоматику Монтескье и Гоббс брали не "с потолка". Чтобы представить себе степень взаимного ожесточения в эпоху генезиса европейского правосознания, достаточно вспомнить, что только в Германии Реформация захоронила в братских могилах голода и террора около двух третей населения. В Богемии, где началось Реформация (дробление единой нравственной системы), к началу гуситских войн жило 2,5 миллиона человек; к концу Реформации там осталось всего 700 тысяч живых душ. Во Франции и Нидерландах жертв было меньше, но в Англии, куда сбежались гонимые кальвинисты, гражданская война осложнилась чисткой земель. Все это было пострашнее даже и нашей — русской — гражданской войны. Но на Западе правовое строительство удалось. А Россия построила еще более "передовую" систему — административно-социалистическую.
Многообразные нравственные убеждения и все религиозные верования в "открытом" правовом обществе становятся частным делом каждого, не имеющим никакого значения для суда, защищающего "общественный интерес", который освобождается от всех религиозно-мифологических предрассудков и действует исключительно с материально-рациональных позиций. Для поддер-
401
жания порядка в таком обществе оказывается необходимым очень сильное государство вне зависимости от его политической формы: жестко авторитарной (системы европейского абсолютизма — на выходе из Реформации) или демократической. Конечно, и государство государству — рознь. Если в рамках внешней государственной принудительности доминирующими остаются соборнонравственные отношения, то и само государство носит еще патерналистский характер.
Провозглашение свободы совести как исходного юридического принципа — первый акт становления классической гражданско-правовой организации. При этом вовсе не ставится цель уничтожения нравственных императивов как таковых — устраняется их конкуренция, их борьба за статус общенациональной значимости. В "открытых"
обществах самые разные нравственные установки могут приветствоваться, но при этом они уже и не принимаются в расчет во всех деловых отношениях, становясь темой пустых риторических упражнений. Отсюда и парадокс: по мере своей "гуманизации" совесть как инструмент регуляции человеческих отношений теряет всякое реальное значение.
Бергсоно-попперовское деление обществ разного типа на "открытые" и "закрытые" имеет смысл *•. В определенном плане оно совпадает с понятиями "соборной" и "правовой" общности и — уж кому что нравится. Но пристрастность часто ведет к ошибочным выводам и прогнозам. Поппер был, например, убежден, что традиционные "закрытые общества" обречены на стагнацию — экономическую прежде всего. Так ли это?
Наиболее близкими к модели "закрытого общества" по сей день остаются "дальневосточные резерваты" — та же Япония, Корея, Малайзия, Индонезия, Таиланд.
Среди самих западноевропейских обществ, которые тоже не однотипны, меньше всего "открытой", наименее склонной к обожествлению "суверенности" индивида, остается Германия. Образцовыми воплощениями "открытости" являются англоязычные страны. Так как на сегодняшний день со стагнацией в этих обществах разного типа? Я позволю себе процитировать документ, который называется "Глобальные перспективы деловой активности" ("Краткий обзор", подготовленный Международным институтом развития управления и Мировым экономическим форумом на основе опроса свыше 1500 бизнесменов из 22-х стран). Вот каковы перспективы: "В то время как англоязычные страны и большая часть стран континентальной Европы подвержены тенденции к замедлению экономического разви-
68 См.: Бергсон А. Два источника морали и религии. Париж, 1932; Поппер К. Открытое общество и его враги. Лондон, 1944.
402
тия, лидеры мирового бизнеса устремили свои интересы в Германию, Японию и новые индустриальные страны (Корею, Таиланд, Малайзию, Индонезию)... Англоязычные страны — Австралия, Канада, Великобритания, США — возглавили список стран с наибольшей тенденцией к рецессии. Германия здесь идет на последнем месте. Критериями оценки конкурентноспособности при данном исследовании были качество рабочей силы, качество продукции, рыночная ориентация и уровень нового поколения бизнесменов. Менеджеры поставили на
первое место квалификацию труда и трудовую мотивацию... В Японии самая высокая мотивация к труду" и.
Таковы факты, которые опровергают все попперовские прогнозы. Еще позавчера с некоторой долей правдоподобия можно было рассуждать о неизбежности экономической стагнации "закрытых обществ" с их ксенофобией. Но по мере внедрения новейших технологий, которые требуют от каждого работника солидарной творческой добросовестности, особой ценностью становятся "архаичные" навыки вчерашнего крестьянина и кустаря. В перспективе "закрытая" соборная солидарность оказывается более "рентабельной", чем "открытая" административно-правовая. Бесспорно: строительство правового индустриального общества — великое достижение Запада. Но вместе с тем и симптом его смертельной болезни, которую Шпенглер назвал "закатом Европы". Именно это строительство наметило путь к грядущим тоталитарным структурам.
Я понимаю, что последний тезис может вызвать страстные возражения, потому что термин "тоталитарный" теперь применяют к чему угодно, но только не к западным обществам. Можно его применять к старинному "восточному деспотизму", что выглядит правдоподобно, если трактовать тоталитарность исключительно политически, то есть сводить ее к авторитарным формам государственного правления. Я не согласен с такой узкой трактовкой, рискну дать свое определение: тоталитаризм — принудительная регламентация всех сфер жизнедеятельности людей.
Власть политическая в многослойных традиционных обществах действительно носила, как правило, грубо деспотичный характер. Но она не всепроникающая. Рядовой человек защищен от нее многочисленными "прокладками": он живет в рамках самоуправляющейся общины, своей религиозной конфессии и к "большой" политике чаще всего имеет лишь косвенное отношение — нормальные люди стараются от нее уклониться любыми способами. А
61 "Вопросы экономики", 1991, № 11, с. 116.
403
трудиться приходится постоянно — это главная сфера человеческой жизнедеятельности.
Поэтому первый вопрос — степень регламентированности труда. Можно ли трактовать как тоталитарные древние традиционные общества, в которых большая часть населения — самодеятельные земледельцы и кустари? Ведь даже и крепостной крестьянин у себя на своем поле каждый день сам себе все планировал, сам себя контролировал и, хотя у него отнимали потом часть продукта, он, по меньшей мере, был хозяином своей деятельности.
Жесткая принудительная регламентация всех трудовых операций начинается с капиталистической фабрики. Построив идеальную модель фабрично-заводского конвеерного производства с тотальной системой контроля Тейлор утверждал, что "те же самые принципы могут быть с равным успехом приложены ко всем решительно видам социальной деятельности" 62. Но если это так,
если принципы тейлоризма могут распространиться на все иные — не трудовые — сферы
жизнедеятельности, то мы получим картину, которую так красочно нарисовал нам Оруэлл в своей антиутопии. Я думаю, что Оруэлл, который очень хорошо понимал суть дела, поскольку сам "переболел" почти всеми формами передовой мысли и еще более передовой политической практики, ошибся только в сроках. Процесс всеобщей тоталитаризации осуществляется не так быстро, как представлялось писателю, но он идет. Он задан конвейерно-поточной индустриализацией всех форм труда и быта, устрашающей тенденцией к нивелировке любого своеобразия (этнического и даже расового) — к унификации, стандартизации всех развлечений и увлечений, квазирелигиозных и даже сексуальных "отправлений". Все это ныне формируется навязчивой рекламой и легко может быть поставлено под тотальный контроль централизованных средств массовой информации.
Разумеется, нелепо представлять современные индустриальные демократии Запада как тоталитарные организации. Это не тоталитарное общество, но его необходимая предтеча. Еще далеко не смерть, но медленно прогрессирующая, без резких болевых симптомов хроника. Оптимизма это не внушает. Конечно, все относительно: современные западные общества несопоставимы по степени принудительной регламентации всех форм жизнедеятельности с нацистской Германией или большевисткой Россией, где тоталитаризм проявился в форме острого кризиса. Но остроинфекционный кризис кончается либо смертью, либо выздоровлением национального организма, хроника же необратима.
62 Тейлор Ф. У. Научная организация труда. М., 1925, с. 4. (курсив мой — Ю. Б.)
404
Тенденция к росту объема государственного регламентирования всех сторон жизни органично задана в самой правовой системе, поскольку она разлагает все элементы живой соборности с ее нравственным принципом регуляции отношений. Там, где вся жизнь определяется юридическим нормативом, совесть становится обременительной роскошью. И даже брачный союз заключается не "на небе", а в адвокатской конторе в форме контракта, аналогичного юридическим соглашениям разных торговых фирм. А это значит, что даже внутрисемейные отношения подконтрольны и подлежат в перспективе внешнему административному регулированию.
То же самое и с западной тенденцией постепенного перерастания вольного предпринимательства в "организованный капитализм". Я вполне разделяю точку зрения Вернера Зомбарта, который определял тоталитарный социализм как завершенный государственно-монополистический капитализм на стадии прекращения его роста — перехода к стагнации.
Логика Зомбарта убедительна. Остается понять, почему тоталитарно-социалистические конвульсии начинаются не с центра индустриальной системы, а с ее периферии. В дореволюционной России, например, существовало еще достаточно органичное сочетание живых "горизонтальных" общинно-этнических и государственных "вертикальных" связей, что в результате могло обеспечить объемность и полноту жизни "имперского" организма. Почему вроде бы процветающий организм этот вдруг в страшных корчах распался в семнадцатом? Что это за волшебники-большевики? И откуда взялось у них столько силы?
Важно понять, что большевизм — отнюдь не рабочее политическое движение. Точно так же, как и германский фашизм, объявивший себя национал-социалистической рабочей партией. Теоретически большевики исходили из марксистского тезиса "пролетариат не имеет отечества", а политически изначально делали ставку на пауперов — на бездомных, бездельных изгоев, живущих "на дне". Эта ставка оказалась успешной — таков фундаментальный исторический факт. Поэтому, затевая разговор о причинах российского катаклизма, прежде всего следует поискать ответ на вопрос: почему в недрах России в начале XX века скопилось так много пауперов, что они смогли выплеснуться со дна на поверхность общественной жизни, подчинив ее всю своим уголовным законам насилия? Я думаю, тут сыграли роль два фактора: Фактор первый. В отличие от далекой Японии с ее ярко выраженной ксенофобией, в России процесс ускоренной агропромышленной модернизации пошел в значительной мере по зо/шдно-капиталис-тическому пути. А общий фундамент генезиса капитализма на За-
405
паде — это создание рынка дешевой рабочей силы за счет вытеснения из деревни огромной массы крестьян — ликвидации аграрного перенаселения. Очень многие, нигде не найдя для себя применения, становились разбойниками и бродягами, проститутками и ворами. Так было в свое время и на Западе, где процесс повальной дегенерации населения, связанный с родами прогрессивного способа производства, протекал в еще более резкой и страшной форме.
В России курс на ускоренное создание рынка дешевой рабочей силы отчетливо определился к
концу XIX столетия — резкое усиление фискального пресса на освобожденное с мизерными наделами деревенское население. Первый кровавый выброс начавшейся люмпенизации — 1905 год. Тогда же Ленин четко определил и характер главной ударной силы грядущего переворота. Рабочий класс? — Ну, это для общих теоретических упражнений. А на практике, вот, цитирую: "Везде, где можно, мы будем стремиться организовать свои комитеты, комитеты социалдемократической рабочей партии. Туда войдут и крестьяне, и пауперы, и интеллигенты, и проститутки (нас недавно спрашивал один рабочий в письме, почему не агитировать среди проституток)... организовать мы должны всех трудящихся и эксплуатируемых, как говорит и наша программа, всех без исключения: и кустарей, и пауперов, и нищих, и прислугу, и босяков, и проституток..." 63.
В 1905 году, несмотря на то, что Россия уже поворачивала на классические западные пути, достаточного для победы числа босяков и люмпен-интеллигентов, нищих и проституток в стране все же не оказалось — революция захлебнулась. В 1917-м люмпенов уже было гораздо больше. Тут сыграл роль мощный второй фактор — мировая война. В демографическом плане война такого масштаба — это машина, перерабатывающая слой нравственно неокрепших подростков в ожесточенных людей с психологией уголовников. Миллионы оторванных от семьи и от дела юнцов три года овладевали навыками безнаказанного убийства и насилия. В семнадцатом, когда фрондирующей интеллигенции удалось свергнуть освященную многовековой традицией законную власть монарха, все они разбежались с фронтов с оружием и с привычкой сначала жать на спусковой крючок, а потом уже думать. Революции делают молодые...
Кстати, в Германии на взрывной социальный слой — молодых неприкаянных ветеранов — сделали ставку сразу две конкурит рующие политические организации. Сначала это были левые со- циал-демократы: неукротимая Красная Роза (Люксембург) потре-
63 Ленин В. И. Поли. собр. соч., Т. 11, с. 223.
406
бежала переориентации революционной партии с профсоюзов ("омещанившихся" рабочих) на ветеранов и люмпенов. Результатом такой переориентации стала в 1918-м красная Баварская республика. Но на тот же социальный слой обратили внимание и фашисты. В Германии последние оказались удачливее. С помощью все тех же ветеранов, набранных по баварским пивным, нацисты сумели в конце концов перерезать всех своих конкурентов. А в России в конце войны люмпенский слой оказался мощнее, чем в Германии, — роковым стало сочетание сразу двух факторов. И вопрос заключался лишь в том, кто сумеет надеть узду на этого дикого зверя, оседлать его. Успеха в такой ситуации закономерно добились самые беспардонные пришлые демагоги, которым было не жаль ничего в этой чужой стране, которые жаждали лишь тотального разрушения всех основ ненавистной тысячелетней империи — ее церквей, нравственности, трудовых, бытовых и семейных устоев. Нормализовать жизнь в стране большевикам удалось посредством самой жесткой тотальной регламентации всех форм жизнедеятельности "населения". А среди комиссаров были и люди по-своему верующие. Ведь даже и коммунизм может функционировать как своего рода религия — атеистическая "религия", обожествляющая голоутилитарную рациональность. Но это — квазирелигия. В ней нет места для мира духовного, для трансцендентных нравственных побуждений. В ее рамках могут .законно существовать: научная организация труда — Тейлор, научная организация общества — Маркс, научная организация секса — Фрейд, научная организация быта и развлечений... Однако, в момент смертельной опасности сами большевики были вынуждены обратиться к не изжитым еще в народе нравственным "предрассудкам" — попытки широкомасштабной "утилизации старого хлама" (церкви, семейных традиций, патриотизма), что достаточно эффективно осуществлялось в ходе Великой Отечественной. Деваться было некуда — пришлось "отступать". Но отступать пришлось во многом всерьез. С Великой Отечественной начинается постепенный процесс "перерождения" большевизма в национальную государственность.
РАЗДЕЛ 10.
ЧЕМ ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ ЭТНИЧЕСКАЯ СОВМЕСТИМОСТЬ? НАЦИОНАЛЬНАЯ ГЕОПОЛИТИКА
Жизнеспособное национальное государство, в рамках которого уравновешиваются интересы разного рода естественных общностей и социальных групп, может строиться только на принципе
407
надэтническом. Стремление этноса, способного на экономическое, социальное и политическое доминирование, сохранять в исходной чистоте свою самобытность и исключительность несовместимо с задачами национально-государственного строительства. Ярким примером исторического воплощения такой непреодолимой несовместимости стал "золотой народ" — мощный и многочисленный пассионарный суперэтнос, вечно гонимый, вынужденный расселяться по всему свету, но при этом на протяжении тысячелетий свято хранящий свое исходное древнее своеобразие, кристаллизованное в жестких культовых формах иудаизма, основанного на вере в богоизбранность еврейского народа и запрете его смешения с иными общностями.
Это к евреям на рубеже новой эры обращался Христос со словами: "Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода" (Евангелие от Иоанна, гл. XII, 24). Услышавшие и принявшие эти слова переставали быть евреями, становясь проповедниками Благой Вести, основателями новых полиэтнических конфессий — зародышей будущих христианских наций. Те, кто остались верными древним своим этническим нравам, еще плотнее замкнулись в броню традиции, придав им форму священных культовых предписаний (Талмуд), подчинив им буквально все проявления своей жизни вплоть до мелочных бытовых норм. Неколебимая устойчивость этих культовых норм сделала иудейский этнос бессмертным.
Вечно существовать, не меняясь, среди живых — рождающихся, расцветающих, стареющих и умирающих наций — это проклятье, которое наложил Христос на тех иудеев, которые отвергли его новое слово. В этом суть легенды о "Вечном жиде" — Агасфере. Земное бессмертие без исторической эволюции через смерть и рождение, без поиска новых форм трактуется в данном контексте как величайшая кара.
Культовая консервативность обрекла евреев веками жить как инородные вкрапления в порах чужих исторически преходящих национальных образований, беря там на себя выполнение подчас необходимых, но "неблагородных" с точки зрения аборигенов, функций, морально осуждаемых местной нравственностью и церковными догматами. Такими неблаговидными занятиями в средневековой христианской Европе вплоть до Реформации и буржуазных революции считались работорговля, ростовщичество, спекуляция и магические колдовские искусства — астрология, алхимия и отчасти медицина. Степень еврейского влияния на жизнь самых разных древних и новых народов трудно переоценить. Иногда оно оказы-
408
валось роковым. Но при этом сами евреи везде сохраняли свою этническую неизменность, так и не став нацией. При всей их энергии, а иногда и прямом могуществе все усилия обустроиться в качестве национально-территориальной, т. е. государственной, общности сводились к попыткам создания жестко апартеидных образований, обреченных на катастрофу. Таковой была их древняя государственность в Палестине, и на Северном Каспии — иудейская Ха-зария, таковым же является и современное государство Израиль. Все это не национальные полиэтнические государства, а этнократ\ш.\ Основой здоровой нации может быть лишь гармоничное сочетание разных этносов, объединенных в целостность надэтнической властью, трансэтнической социальностью и культурой. Но не все определяется трансэтничностью государственной власти, и не любое этническое смешение может стать благом для нации. Бывают и сочетания заведомо дисгармоничные — "химерные" (Л. Гумилев). Например, встреча европейских протестантов с американскими индейцами привела к практически поголовному истреблению последних — добродетельные кальвинисты начинали с назначения премий за отстрел индейцев как за отстрел волков. Несовместимость их с аборигенами оказалась столь велика, что даже рабов пришлось ввозить из Африки, чтобы не брать из местных. И в то же время испанцы, при всей их жестокой воинственности, спокойно женились на прекрасных индианках, покорных вождей племен возводили в дворянское достоинство, а рядовых туземцев наделяли землей и превращали в пеонов
—полукрепостных крестьян. В результате в Южной Америке возникают не только новые нации
—родился совершенно новый антропологический тип латиноамериканца.
Смешивать можно все. Но сочетание разных звуков может давать гармонию, может и дисгармонию. Условием полиэтнической национальной гармонии является архетипическая совместимость фундаментальных этических доминант, скрывающихся подчас за внешне совсем непохожими поведенческими стереотипами, стихийными верованиями и бытовыми привычками. Иногда за внешней похожестью может таиться принципиальная несовместимость, и, напротив,
казалось бы, очень далекие разные элементы могут встроиться вчодин гармоничный лад. Так, например, наши славянофилы были категорически против включения своих кровных братьев поляков в состав государства Российского. Они не могли не учитывать очевидности того факта, что русским гораздо легче сходиться с мордвой, башкирами, осетинами, бурятами и т. д., чем с единокровными славянами—католиками. С точки зрения чисто церковной догматики католицизм не очень сильно отлича-
409
ется от православия, но вместе с тем контакт православных с католиками — наследниками разных национально-культурных традиций (традиций Восточной и Западной Римских империй) — повсеместно вел к диссонансам. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть историю отношений сербов к хорватам. Ведь сербско-хорватский конфликт возник не сегодня. Противостояние этих внешне очень похожих этносов длится уже, по меньшей мере, шесть веков. Для хорватской элиты духовно-культурными центрами притяжения были Рим и Вена, а для сербов
— Византия, а потом Москва. Объединение их в рамках единого югославского государства после развала Австро-Венгерской империи было искусственным, что доказали уже события Второй мировой войны, когда сербы ушли в партизаны, а отряды хорватских карателей под руководством немцев ловили и истребляли сербов. И сегодня Германия поддерживает хорватов. За внешней близостью (языковой и даже бытовой), казалось бы, родственных этносов скрывается несовместимость этических духовных доминант.
То же самое на протяжении многих веков выявлялось и в отношениях Западно-Римской Польши с русскими и с православными украинцами, белорусами. Поэтому российские славянофилы были совершенно правы, утверждая, что планируемое правительством слияние поляков и россиян в единое национальное сообщество сопряжено с чрезвычайными, практически непреодолимыми трудностями.
Славянофилы наши отнюдь не возражали против освоения Восточной Прибалтики, хотя и очевидно было, что прозападная ментальность местной лютеранской элиты в еще большей степени, чем польская, чужда российской духовной доминанте. Но здесь работала уже другая логика — логика не столько национального, но чисто государственного интереса. Кроме забот о межэтнической национальной гармонии государству Российскому нужен был торговый выход к морю. Таким образом, обнаруживается противоречие между государственными и национальными интересами. Образование нации немыслимо без государства, но у последнего возникает и своя логика развития. Например, с точки зрения интересов государства Российского освоение Восточной Прибалтики с переносом столицы в Петербург было шагом позитивным, может быть, необходимым. С точки зрения интересов национальных значимость этого шага скорее резко негативная. В частности, одним из следствий этого шага стало засилье прибалтийских немцев в российской правящей бюрократии, что оказало сильное деформирующее влияние на многие стороны жизни нации, в том числе на стратегию и тактику российской геополитики — национальные интересы ста-
410
ли все в большей степени подменяться имперскими. Соответственно стал меняться сам характер геополитики — ее фундаментальные основоположения.
Чтобы избежать недоразумений, здесь уместно сказать несколько слов о самом термине "геополитика". Представление о национальной геополитике, которое здесь предлагается, имеет мало общего с рядом известных доктрин, призванных формулировать и обосновывать принципы государственной внешней политики, способы и направления государственно-императорской экспансии. Эта становящаяся ныне модной у нас "классическая" геополитика, развитие которой на Западе связано с именами основателя политической географии Ратцеля, английского географа Маккиндера, немца Ха-усхофера, американского географа Спикмена и т. д., практически совершенно не принимает в расчет проблем этнической совместимости. Я полагаю, что в отличие от такого рода популярных имперских доктрин, базирующихся на географии, фундаментом национальной геополитики должна быть этнография.
Отправной пункт любой геополитики — это проблема границ и так называемых "сфер влияния" за пределами этих границ. Но главный вопрос в том, какие границы имеются в виду.
Я позволю себе сформулировать такой тезис. Хотя становление нации невозможно без государства, в реальности государственные границы не обязательно совпадают с национальными. Последние могут быть много шире или теснее первых. Так границы Российской империи и ее наследницы СССР были, видимо, шире национальных. Напротив, сегодняшние российские
границы сильно заужены. Какой из двух вариантов хуже (широкий или узкий), сказать трудно — оба взрывоопасны. И чем больше становится разница между установленными произвольно в данный момент государственными границами и незримыми органичными национальными, тем более велика вероятность катастрофических срывов: от деструктивной псевдодемократической "перестройки" до российского варианта посткоммунистического фашизма с тенденцией к новой непомерной и агрессивной экспансии — на обратном движении маятника от развала к реинтеграции. О полнокровной нормальной национальной жизни (экономической, социальной, культурной) бессмысленно и мечтать, пока разрушительный этот маятник, сорвавшийся в нашей стране еще в октябре семнадцатого, не будет наконец остановлен. Остановить его можно лишь посредством выявления и легитимации органичных национальных границ, что поведет к реальному отождествлению национальных интересов с государственными, к их претворению в четкую логику конкретных политических действий.
411
Но как определить границы подлинно национальные? Как отличить их от имперских? Ясно одно: нация отличается от империи духовно-этической совместимостью составляющих
этносов, если угодно, их стихийно заданной или же исторически наработанной взаимной комплементарностью — их потребностью уживаться вместе, дополняя друг друга, и действовать сообща. Другими словами, предполагается относительно целостный этнографический ареал такой гармоничной взаимосвязанности (не только торгово-экономической, но культурно-духовной), в рамках которой выпадение любого из элементов "ломает музыку" — крайне болезненно сказывается на всех. Каким конкретно способом подобные системы складываются? Это проблема этно-исторической теории, в которой еще слишком много открытых вопросов. Вот некоторые из них. Насколько точно можно прогнозировать конкретные последствия этнических контактов? -На чем основана этническая совместимость или дисгармония? Пока что мы имеем только ряд разрозненных попыток разобраться во всем этом. Так Достоевский настойчиво пытался докопаться до этических корней несовместимости римско-католических и православных ценностных ориентиров. Общеизвестны западные работы о протестантской этике в ее связи с генезисом капитализма (М. Вебер, В. Зомбарт). С другой стороны, кое-что наработали и русские "евразийцы". Так, например, Лев Гумилев пытался объяснить возможность гармоничного сожительства русских со многими, казалось бы, во всем отличным от нас восточными народами (например, с монголами, бурятами, но — не с китайцами!) однородностью исходных нравственных доминант, таких как прямодушие, бесхитростность, заданных, с одной стороны, древней "религией Бон" (восточный митраизм), а с другой — синтезом славянского язычества и греческого православия. И нам, и им (и русским, и монголам) в различной культовой форме когда-то было заповедано одно: Блаженны простодушные... ы. А между тем есть много народов, в том числе христианских, с совсем иной моральной доминантой. И когда различные доминанты сталкиваются, начинает искрить. Национальные границы призваны разъединить искрящие контакты, объединяя то, что совместимо
— хотя бы в обозримой перспективе. В этом суть этногеополитического подхода.
Но все это лишь общие теоретические догадки. А на практике у нас, в России, сегодня под ногами земля горит. Нужны конк-
64 Эта ключевая евангельская заповедь была неточно переведена на церковнославянский, что радикально исказило ее смысл: "Блаженны нищие духом..." Но русские интуитивно чувствуют подлинный смысл формулы.
412
ретные — политические — решения. Теория пока их предложить не может. И становится ясно: чисто умозрительно, посредством кабинетных изысканий естественных границ национальной общности определить нельзя. Нельзя, но нужно. Сегодня — просто необходимо! И как можно скорее. Как?
Консервативно-реставрационные установки на глобальную реинтеграцию страны в форме СССР
(левые реставраторы) или Российской империи (правые реставраторы), на мой взгляд, ущербны по двум причинам. Во-первых, они не учитывают давно назревшей потребности полиэтнического органичного национального единения, подменяя его исторически исчерпавшим себя имперским. Во-вторых, имперская реставрация невозможна без прямого крупномасштабного силового давления со стороны центра, что сегодня практически нереально, учитывая мировое соотношение сил.
Другое дело — стихийный рост тенденций к реинтеграции с периферии. Это путь к органичнонациональному, а не силовому имперскому единению. В такие процессы реинтеграции трудно будет вмешаться и внешним силам. А исходно стихийный характер таких тенденций — не порок,
а благо, единственное основание для надежды на действительно органичное национальное возрождение. Географическая локализация такого рода достаточно мощных интеграционных тенденций за пределами Российской Федерации может послужить вполне надежным индикатором в определении естественных национальных российских границ.
Общие контуры такой грядущей национальной реинтеграции начинают уже обозначаться. И по мере того, как это происходит в так называемых "странах ближнего зарубежья", будет меняться политическая атмосфера и в центре. Чем более мощными становятся "низовые" периферийные тенденции к объединению, тем более неуютно чувствуют себя "антиимперские" демагоги, захватившие власть на волне тотального отрицания многовекового нашего исторического наследия. Я уверен, что никакое будущее руководство России не сможет стать хоть сколько-нибудь устойчивым и долговременным, если оно хотя бы чисто декларативно не сформулирует в качестве главной цели своей политики принцип национального объединения.
Возможно, что декларации окажется вполне достаточно — вовсе нет надобности в "силовых" мерах. Такого рода меры со стороны московского центра, наверное, были бы только во вред. При наличии морально-политической и, может быть, еще финансовой поддержки все смогут сделать сами наши "зарубежные" братья". Ведь за российскими пределами сегодня оказались миллионы россиян, иных по генетическим своим задаткам, чем те,
413
которые живут в центральных областях. Не стоит забывать, что наиболее пассионарная, мобильная и способная часть русского крестьянского населения во время коллективизации бежала из центральных областей, осев в периферийных регионах. Сегодня они там — костяк военнопромышленного комплекса и местного инженерно-технического персонала, врачей, учителей, военных. Они ощущают себя всецело русскими, и им не по пути с местными сепаратистами...
Виздательстве "ГНОЗИС"— «РУССКОЕ ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО"
выходит в свет книга
Никифоров А. Л.,"КНИГА ПО ЛОГИКЕ" (учебное пособие). — 2-ое изд., доп. и перераб., 288 с.
Общедоступная и увлекательная книга по логике, содержащая объемное и систематическое изложение этого предмета в виде 13 лекций профессором философии. В этом учебном пособии впервые предпринята попытка пропорционально представить все основные темы классической логики, в конце каждой лекции автором задаются вопросы (каждый может проверить усвоение материала), а также предлагаются смешные и серьезные задачи. Простой и юмористический стиль изложения, а также обилие иллюстраций делают интересным и доступным изучение этого предмета широкому кругу читателей.
Виздательстве "ГНОЗИС"— "РУССКОЕ ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО"
выходит в свет книга
Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. "Я хочу, чтобы так называлось кино"
"Наивное письмо" как социокультурная проблема. — 256 с.
Предполагаемая серия
"Документы жизни советской эпохи: опыты чтения ": Нет человека, который бы никогда не брался за перо. Одни пишут рассказы и статьи, повести и романы. Это — профессиональные писатели. Другие — не профессионалы, но и они "пописывают". Не так уж много людей ведут дневники, пишут воспоминания, "заметки о жизни". Кто-то пишет в газеты и журналы, на радио и телевидение. Большая часть людей ограничивается школьными сочинениями, да заполнением личного листка по учету кадров.
Из этой серии книг Вы узнаете, что думают ученые разных специальностей (социологи, историки, лингвисты, философы), размышляющие над тем, что написано обычными людьми, которые жили в советскую эпоху российской истории.
Первая часть книги представляет собой публикацию дневника простой женщины, научившейся писать в 64 года и описавшей всю свою жизнь, охватившей период от революции 1917 г. до наших дней. Дневник оставлен на хранение в "НАРОДНОМ АРХИВЕ" России.
Вторая часть — размышления социолога и лингвиста по поводу этого дневника; другими словами относительно феномена "наивного письма". Для широкого круга читателей.
Бородай Юрий Мефодьевич
Эротика — смерть — табу: трагедия человеческого сознания
Оформление Земскова К. Корректор Колчина И. Издатель Назарова Олеся
Эксклюзивный дилер по распространению по подписке на территории РФ АО "Аргументы и факты" Издательство "Гнозис" 119847, Москва, Зубовский бульвар 17 ЛР № 050032 от 11 октября 1991 Издательство "Русское феноменологическое общество"
ЛР № 030689 от 5 мая 1996
Подписано в печать 06.06.1996. Формат 60x90/16. Бумага офсетная. Гарнитура Тайме. Печать офсетная. Заказ №35 Тираж 3000 экз.
Отпечатано с оригинал-макета в Московской типографии № 2 РАН 121099, Москва, Шубинский пер., 6